довелось руководить деятельностью лучшего и дольше всех проработавшего агента ЦРУ. В успешнее всех действовавшей команде управления, состоявшей из жены и мужа, Мэри-Пэт играла роль «ковбоя» и осуществляла на практике мероприятия, запланированные ее мужем Эдом, который держался в тени и занимался планированием операций. В тактике и стратегии их способности весьма удачно дополняли друг друга, и, хотя Мэри-Пэт заняла одну из самых высоких должностей в иерархии ЦРУ, она тут же отказалась от своего исполнительного помощника, усадила Эда в его кабинет и сделала мужа равным себе по должности – если не официально, то по крайней мере практически. В стене проделали дверь, чтобы она могла входить в кабинет мужа, минуя приемную и не огибая стол секретаря, так что теперь они совместными усилиями руководили заметно поредевшей армией оперативников управления. Они работали в таком же тесном контакте, какой была их семейная жизнь, со всеми необходимыми компромиссами и уступками, и результатом послужило самое успешное и безошибочное руководство оперативным директоратом ЦРУ за многие годы.
– Дорогая, нам нужно придумать кодовую кличку.
– Как тебе нравится «Пожарник»?
– Может быть, «Пожарный»?
– Но ведь они оба мужчины. – По ее лицу промелькнула улыбка.
– Хорошо. Между прочим, Лялин говорит, что у них неплохие лингвистические способности.
– От них требуется словарный запас, необходимый лишь для того, чтобы заказать ланч и спросить, где находится туалет. – Оба знали, что овладеть японским языком – дело непростое, бросающее серьезный вызов человеческому интеллекту. – А тебе не приходило в голову, что они будут говорить по-японски с русским акцентом? Последствия этого оба поняли почти одновременно.
– Значит, работа под двойной крышей?
– Пожалуй… – Мэри-Пэт едва не рассмеялась. – Ты считаешь, у кого-нибудь могут возникнуть возражения?
Оперативникам ЦРУ запрещалось выдавать себя за журналистов – американских, разумеется. Это правило недавно скорректировали по настоянию Эда, указавшего на то, что многие агенты, завербованные его оперативниками, были журналистами из стран третьего мира. Оба оперативника, выделенные для проведения операции, отлично говорили по-русски, а потому их нетрудно будет выдать за русских журналистов, правда? Это являлось нарушением духа, но не буквы закона – у Эда Фоули временами тоже появлялись ковбойские устремления.
– Да конечно, – согласилась Мэри-Пэт. – Кларк спрашивает, дадим ли мы ему возможность проверить существование агентурной сети «Чертополох»?
– Об этом придется говорить с Райаном или с президентом. – Эд снова предпочел проявить осторожность.
Однако его жена проявила настойчивость.
– Нет, в этом нет необходимости. Разрешение требуется в том случае, если мы захотим пользоваться агентурной сетью. Для проверки существования сети разрешения не требуется. – Ее серо-голубые глаза сверкнули – это было признаком того, что она намерена добиться своего.
– Дорогая, черта, разделяющая эти два понятия, слишком уж размыта, – предостерег ее Эд. Но именно за то он и любил жену, что она временами шла на такой риск. – Впрочем, мне нравится эта мысль. Ладно, но только для того, чтобы убедиться в существовании агентурной сети.
– Вот и хорошо, дорогой. А мне уж начало было казаться, что придется воспользоваться своей властью. – Всякий раз, когда жена прибегала к прерогативам занимаемой должности, Эд ощущал потом сладость мести.
– Не забудь только вовремя приготовить ужин, Мэри. Распоряжения я отправлю в понедельник.
– Нам придется заехать в универсам «Джайант». Дома нет хлеба.
Конгрессмен Элан Трент из Массачусетса находился в Хартфорде, штат Коннектикут. Он решил отдохнуть в субботу и посмотреть баскетбольный матч между командами Массачусетского университета и Университета Коннектикута, поскольку обе команды соперничали в нынешнем году, борясь за первенство в региональном чемпионате. Однако это не освобождало его от работы, и потому с ним приехали два помощника, а вскоре ожидали еще и третьего – с новыми материалами. Трент удобно разместился в отеле «Шератон», рядом со спорткомплексом «Хартфорд-Сивик-арена». Он чувствовал себя здесь более комфортно, чем в служебном кабинете, и лежал на кровати, обложившись бумагами, – как Уинстон Черчилль, подумал Трент, только без бокала шампанского. На тумбочке рядом с кроватью зазвонил телефон. Он не протянул к нему руку. На то у него был помощник, и Трент привык не обращать внимания на звонки.
– Эл, это Джордж Уайли из «Диарфилд ауто». – Уайли вкладывал немалые средства в политические кампании Трента, к тому же ему принадлежала крупная фирма в избирательном округе конгрессмена. По этим двум причинам он имел право обращаться к Тренту всякий раз, когда считал необходимым.
– Каким образом, черт побери, ему удалось найти меня здесь? – спросил Трент, обращаясь к потолку, и протянул руку за трубкой. – Привет, Джордж, как жизнь?
Помощники конгрессмена наблюдали за тем, как их босс поставил стакан с содовой на тумбочку и взял блокнот. Рядом с Трентом всегда лежали карандаши и блокнот для записей. В том, что он принялся быстро делать заметки на открытой странице, не было ничего необычного, а вот сердитое выражение лица сразу насторожило помощников. Конгрессмен сделал жест в сторону телевизора и скомандовал:
– Си-эн-эн!
Картинка появилась на экране в один из самых удачных моментов. После минутной рекламы и краткого вступления Трент увидел лицо Боба Райта. На этот раз передача велась в записи и была отредактирована. Появилось изображение Ребекки Аптон в куртке с логотипом Национального департамента безопасности на транспорте, наблюдающей за тем, как две искареженные «кресты» грузят на трейлер.