И тут сразу возрос спрос на японские машины, особенно на критически важном рынке Запада, задающем тон всей стране. У японских фирм появились теперь средства для дальнейшего усовершенствования своей продукции. Они начали нанимать американских инженеров, знающих, какие автомобили могут стать особенно привлекательными на огромном рынке, а сами японские специалисты занялись другими проблемами, такими, как улучшение безопасности. В результате, когда в 1979 году Америку потряс второй топливный шок, японские компании – «Тойота», «Хонда», «Датсун», «Субару» и чуть позднее «Ниссан» – оказались готовы удовлетворить все потребности американцев. Это были волшебные времена. Низкая стоимость йены и высокая доллара означали, что даже относительно дешевые цены гарантировали огромные прибыли, а местные дилеры, занимающиеся продажей японских автомобилей, могли позволить себе делать торговую наценку в тысячу и даже больше долларов за право приобрести эти чудесные машины. Таким образом, множество американских покупателей устремилось на новый рынок.
Ямата знал, что сидящим за столом не пришла в голову мысль о будущем, как она не пришла в голову руководителям «Дженерал моторе» и объединенному профсоюзу рабочих автомобильной промышленности. Все думали, что райская жизнь уходит в невидимую бесконечную даль. И японские и американские автомобилестроительные корпорации забыли, что не существует божественной благодати для бизнесменов, как не существует божественной благодати для королей. Япония сумела использовать слабые стороны американской автоиндустрии, но время шло, и Америка училась на собственных ошибках. Подобно тому как японские компании воспользовались американским высокомерием, так и они сами сразу начали создавать памятники собственной самоуверенности. Тем временем американские корпорации безжалостно сокращали у себя все лишнее – от управленческого аппарата до размеров выпускаемых машин, заново обучаясь суровой реальности экономики, тогда как японцы в то же самое время позволили себе забыть об этом. Этот процесс развивался почти незаметно, и «аналитики» из средств массовой информации, не сумевшие увидеть из-за деревьев леса, сослужили его участникам плохую службу.
В дальнейшем события развивались следующим образом. Курс доллара и йены менялся, как это обычно происходит в тех случаях, когда такое колоссальное количество денег течет в одном направлении, однако японские промышленники не заметили этого, подобно тому как в свое время не обратили внимания на приближение тяжких испытаний автомобилестроители Детройта. Относительная стоимость йены выросла, а доллара упала, несмотря на все усилия японских финансистов поддерживать стоимость своей валюты на низком уровне. В результате этих перемен прибыли японских фирм начали сокращаться, включая стоимость недвижимости в Америке, упавшую до такой степени, что собственникам угрожал? разорение, а перевезти в Токио Рокфеллеровский центр пока никому не под силу.
Подобный процесс был неизбежен. Ямата понимал это – в отличие от остальных сидящих за столом. Бизнес развивается циклически, то вздымаясь вверх, то опускаясь вниз подобно волнам. Пока еще никому не удалось найти способ выравнивать эти циклы. Япония оказалась особенно уязвимой, поскольку, обслуживая Америку, ее промышленность превратилась в часть американской экономики и вместе с ней переживала все ее капризы. Было трудно представить, что американцы так никогда и не поумнеют. А как только они снова возьмутся за ум, в их распоряжении окажутся колоссальные мощности и природные ресурсы и тогда возможность, предоставившаяся сейчас, исчезнет навсегда. И это шанс не только для меня, напомнил себе Ямата, но и для всей моей страны. Последнего не следовало забывать, однако чувства, которыми он руководствовался, никак не вязались с патриотизмом.
Его страна не станет великой державой до тех пор, пока те, кто управляют ею – не правительство, а сидящие вокруг этого стола, – не сумеют понять, в чем заключается подлинное величие. Производственные мощности сами по себе ничего не значат. Стоит отрезать Японию от источников сырья, и все заводы страны мгновенно остановятся, и тогда усердие и опыт японских рабочих будут иметь ничуть не большее значение для судьбы страны, чем лирические хайку Бусона. Нация становится великой благодаря своей мощи, а могущество его страны столь же искусственно, как его поэзия. Еще более важным является то, что величие – вовсе не дар свыше, его надо завоевать, добиться признания другой великой державой, заставив ее ощутить смирение… или что-то большее. Величие не может основываться только на каком-то одном достоинстве страны, нет, оно основывается на совокупности достоинств. Подлинное величие означает способность обеспечить страну всем необходимым или по крайней мере почти всем. Потребуется убедить в этом приглашенных им гостей, прежде чем он начнет действовать от их имени, в их интересах и… на благо нации. Таково божественное предназначение Яматы – возвысить свой народ и научить покорности другие страны. Его судьба, его долг заключаются в том, чтобы направить энергию всех остальных.
Однако время для этого еще не пришло, это было ему ясно. У него много союзников, и все-таки их недостаточно для осуществления миссии, а те, кто противостоят ему, слишком упрямы, их мышление слишком консервативно, чтобы можно было надеяться переубедить их. Они понимают его точку зрения, но не так четко, как он сам. До тех пор пока он не докажет им верность своего пути, придется играть роль советника, подготавливая почву. В высшей степени терпеливый человек, Ямата-сан вежливо улыбнулся и заскрипел зубами от разочарования.